Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно знаю, — ответил тот. — У нас с ним общая страстишка.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что и носильщик, и его друг ткач — оба весьма знающие ботаники и могут дать сэру Дж. Смиту те сведения, которые ему нужны.
Вот что интересует и занимает кое-кого из незаметных тружеников Манчестера, непризнанных ученых.
Дедушка Маргарет как раз принадлежал к числу таких людей. Это был маленький жилистый старичок, ходивший вприпрыжку, словно его дергали за веревочку, как игрушечного паяца; редкие и мягкие каштановые с проседью волосы прикрывали его голову на затылке и с боков, оставляя открытым лоб, казавшийся непомерно большим в сравнении с лицом, ставшим к тому же значительно меньше, чем прежде, из-за полного отсутствия зубов. Глаза его так и светились умом: они были остры и наблюдательны, словно у сказочного колдуна. Да и жилище его походило на обитель колдуна. На стенах вместо картин висели грубо сколоченные деревянные ящички с наколотыми насекомыми; на небольшом столе грудой лежали какие-то непонятные книги, а подле них стоял ящичек с таинственными инструментами, одним из которых как раз и орудовал Джеб Лег, когда вошла его внучка.
При ее появлении он поднял очки на лоб и кратко, но приветливо поздоровался с Мэри. Маргарет же он встретил так, как встречает нежная мать своего первенца, — ласково погладил ее по голове, и когда заговорил с ней, то даже голос его зазвучал иначе.
Мэри с удивлением разглядывала странные предметы, каких она никогда не видела у себя дома и которые ее даже немного напугали.
— Ваш дедушка — знахарь? — спросила она шепотом у своей новой приятельницы.
— Нет, — ответила Маргарет так же тихо, — но не вы первая принимаете его за знахаря. Просто он любит заниматься такими вещами, о которых многие и не слышали даже.
— А вы тоже что-нибудь в них смыслите?
— Да, немного. Я постаралась кое-чему научиться, чтобы разбираться в том, что так любит дедушка.
— А это что за твари? — спросила Мэри, глядя на непонятные существа, развешенные по комнате в самодельных застекленных ящичках.
Но научные названия, которыми забросал ее Джеб Лег, привели ее в растерянность: они говорили ей не больше, чем стук града по крыше, и лишь ошеломляли ее. Заметив это, Маргарет поспешила прийти ей на помощь:
— Взгляните, Мэри, на этого противного скорпиона. Он так меня напугал, что, как вспомню, до сих пор дрожь пробирает. Однажды на Троицу дедушка поехал в Ливерпуль побродить по докам: авось удастся найти у матросов какую-нибудь диковину — они ведь часто привозят из жарких стран всякие чудеса. И вот видит он, стоит матрос с бутылочкой в руке — вроде бы из-под лекарства. Дедушка и спрашивает: «Что это у тебя там?» Матрос поднес бутылочку к глазам дедушки. Видит дедушка — редчайшая разновидность скорпиона, какие нечасто встречаются даже в Вест-Индии, откуда прибыл моряк. Дедушка его и спрашивает: «Как же тебе удалось поймать такого красавца? Ведь его едва ли так просто возьмешь!» И моряк рассказал, что нашел его за мешком с рисом, когда разгружали корабль, и подумал, что, должно быть, тварь погибла от холода, потому как на вид скорпион был цел и невредим. Ну и поскольку матросу не хотелось расставаться ради скорпиона хоть с каплей спиртного и лишать себя грога, он просто сунул его в бутылку, зная, что найдутся люди, которые купят его находку. Ну и дедушка, конечно, предложил ему шиллинг.
— Два шиллинга, — поправил ее Джеб Лег, — и это еще очень дешево.
— Ну вот, пришел дедушка домой довольный-предовольный и вытащил из кармана бутылочку. Но скорпион-то там был согнут пополам, и дедушка решил, что мне не видно, какой он большой. Вот он и вытряхнул его оттуда прямо перед очагом, а огонь был жаркий — я тогда гладила. Бросила я гладить и наклонилась над скорпионом, чтоб лучше его рассмотреть, а дедушка взял книжку и стал читать про то, какие эти скорпионы ядовитые и злые — укус их часто бывает смертелен, а люди, укушенные ими, распухают и начинают кричать от боли. Я внимательно слушала, но почему-то все смотрела на скорпиона, хотя, конечно, вовсе и не следила за ним. Вдруг он дернулся. Не успела я рта раскрыть, как он дернулся еще раз и бросился на меня, точно пес, сорвавшийся с цепи.
— А вы что? — спросила Мэри.
— Я? Я сначала вскочила на стул, потом на комод, прямо на белье, которое гладила. Кричу дедушке, чтобы он лез ко мне, а он как будто не слышит.
— Если б я влез к тебе, кто бы скорпиона стал ловить, а?
— Словом, я кричу дедушке, чтобы он раздавил его, хотела даже сама бросить в него утюгом, но дедушка не велел его трогать. Я ничего не могла понять: дедушка скачет по всей комнате — значит вроде бы его боится, а мне прикончить его не дает. Наконец подбежал дедушка к чайнику, приподнял крышку и заглянул внутрь. Зачем это он делает, подумала я. Не станет же он чай пить, когда скорпион бегает на свободе по комнате. Но тут дедушка взял большие щипцы, надел очки на нос, схватил тварь за ногу и кинул ее в кипяток.
— И скорпион сдох? — спросила Мэри.
— Еще бы! Только он у нас варился дольше, чем хотелось бы дедушке. Но уж очень я боялась, что он снова оживет. Я сбегала в трактир за джином, дедушка налил его в бутылку, потом мы слили воду из чайника, вытащили скорпиона и засунули его в бутылку. Там он у нас сидит вот уже год.
— А от чего же он вдруг воскрес? — спросила Мэри.
— Видите ли, он тогда еще не умер по-настоящему, а только спал — заснул от холода, а у нашего доброго огонька отогрелся и ожил.
— Как хорошо, что мой отец не интересуется такими тварями, — заметила Мэри.
— Правда? Ну а я часто радуюсь, что дедушка так обожает свои книжки, своих тварей и свои растения. Любо смотреть, как он радуется, разбирая их до́ма, и с какой охотой отправляется